20.12.2016 Автор: Ирина СКИБИНСКАЯ Фото: Александр КОЛЕСНИК Марку Львовичу Пальцеву 87 лет, но он старается жить активной жизнью: следит за новостями, ходит на концерты и спектакли, часто бывает на встречах в клубе авторской песни «Бригантина». Туляк в четвертом поколении А еще Марк (он просит называть себя именно так, без отчества) пишет на компьютере небольшие эссе: вспоминает прошлое и делится впечатлениями о недавних событиях. — Был я недавно на концерте Жанны Бичевской,— приводит пример Марк.— Концерт бесподобный: первая песня о том, как нам нужен царь, вторая об этом же, третья опять о царе. Половина зала в восторге. Половина — встали и ушли. Ну вот что стало с человеком? А ведь когда-то Булат Окуджава считал ее лучшей певицей России. Шел я с концерта, посмеивался — а дома написал небольшую зарисовку под названием «Без царя в голове»… Гитара Марка висит на стене: он давно на ней не играл, все-таки возраст есть возраст — руки не слушаются. Но на концерты авторской песни, которые проводит «Бригантина», он приходит часто. Особенно любит слушать тульского барда Александра Ермакова — говорит, у него и тексты, и музыка, и голос очень хорошие. Марк Пальцев — туляк в четвертом поколении. Его отец был человеком уникальным: гравер седьмого разряда, мастер на все руки, к тому же с исключительной эрудицией и памятью. Работал Лев Пальцев на Тульском патронном заводе, был известен в городе, пользовался почетом и уважением. — Отец обладал способностью скоро-чтения,— вспоминает Марк Львович.— Прочитывал толстенный роман за два часа, а я ту же книгу — за неделю. А потом, когда мы начинали ее обсуждать, оказывалось, что он все помнит досконально… Лев Пальцев воспитывал в сыне самостоятельность, любовь к труду с самого раннего детства и старался научить всему, что умел сам. Свой первый инженерный шедевр Марк создал в 10-летнем возрасте: трехэтажный домик из фанеры с открывающимися окнами, наличниками и дверями, в одной из комнат домика стояла миниатюрная новогодняя елочка с игрушками и гирляндами. Елочка медленно крутилась, а гирлянды светились. Правда, иногда контакты отходили, и в новогоднюю ночь это привело к короткому замыканию и пожару в доме, который, к счастью, быстро потушили… «Я ненавижу войну» Самые страшные воспоминания Марка связаны с Великой Отечественной войной. Он рассказывает о первых днях обороны Тулы, о том, как его отец уехал в эвакуацию вместе с заводом, мать отправили рыть окопы, а он сам, мальчишка, работал учеником на оборонном предприятии. А потом и Марка вместе с родственниками отправили в эвакуацию в Саратов. Они страшно голодали, и Пальцев признается, что вынужден был воровать еду со склада в речном порту: надрезал мешки с американской гуманитарной помощью, чтобы взять хотя бы горсть сои… — Я ненавижу войну. В День Победы всегда хожу на воинское кладбище,— говорит Марк.— Не могу слушать эти марши, грохот танков на параде. Для меня 9 мая — день поминовения и борьбы за мир… После войны Марк Пальцев поступил в Московский институт физкультуры. Тогда в стране начиналась борьба с генетиками, кибернетиками и вейсманистами-морганистами, и лучшие научные умы вынуждены были работать в вузах, далеких от их специальностей. Но именно благодаря этому обстоятельству Пальцев получил прекрасное образование: в его институте медицину, психологию, физиологию преподавали академики… Марк Львович объездил практически всю страну, трудился в разных организациях, дольше всего — в Тульском механическом институте (позже политехе, а сейчас ТулГУ) на кафедре физвоспитания. — Я всю жизнь занимался легкой атлетикой,— говорит Пальцев.— Очень важно с юности приучать себя к спорту, а в более зрелом возрасте стараться поддерживать форму… В 90-е Марк уехал в Израиль, где прожил восемь лет. А в начале «нулевых» вернулся в Тулу и купил квартиру недалеко от дома, где родился в 1929 году. Почему вернулся? Марк Львович отвечает: «Ностальгия замучила…» Трудно поверить, но ремонт в своей новой тульской квартире Пальцев делал сам — а ведь ему уже было больше семидесяти… Концерт «лунного Пьеро» Всю жизнь Марка Львовича сопровождали любовь к науке и любовь к искусству. На стене его квартиры висят портреты И. П. Павлова и М. Ю. Лермонтова. — Поэму «Демон» знаю наизусть — выучил на гауптвахте, когда в армии служил,— рассказывает Пальцев.— На гауптвахту разрешали брать только одну книгу — «Историю партии», а я взял ее — и брошюрку с «Демоном». Страницы из «Истории партии» вырвал и на бетонном полу разложил, чтобы можно было спать, а «Демона» учил наизусть… Марк — большой знаток и ценитель поэзии, а еще ему нравится театр, особенно — балет: Пальцев видел на сцене всех советских звезд: Плисецкую, Семенову, Лавровского… Вспоминает о впечатлении от спектакля американской балетной труппы Айседоры Дункан, который ему довелось увидеть в 1946 году. Пальцев прекрасно разбирается в живописи, сам рисует и делает панно — в техниках, им же и придуманных. Вот цикл гипсовых рельефов, автор назвал его «Каждый несет свой крест». В этой же технике — впечатляющие израильские виды с морем, храмами и синагогами… А рельеф «Тайная вечеря» (парафраз на знаменитую картину Леонардо да Винчи) Пальцев отлил из олова и закрепил на деревянной доске… Музыка в жизни Марка Львовича играет не меньшую роль, чем театр, изобразительное искусство и литература. Прежде всего — авторская песня. — Я в этот жанр пришел из классики: всегда любил романсы, постоянно их пел,— признается он.— Мой друг, профессиональный гитарист, научил меня пяти аккордам, и я сам взял в руки гитару. Увлекался горным туризмом, 20 лет ходил в походы на Кавказ — там без гитары никак. Ну и в 60-е годы — оттепель, когда все виды искусства бурно развивались,— глоток свободы… Бывал много раз на концертах известных бардов, в том числе Окуджавы. А самое сильное впечатление на меня произвела встреча с Александром Вертинским… Это произошло в Виннице в 1953 году, Марку было 24 года, на концерт его привел приятель — поклонник «лунного Пьеро». — Я до этого слышал о Вертинском, но с его творчеством был почти не знаком,— рассказывает Марк Львович.— Помню, вышел старик, запел под фортепиано «В степи молдаванской» — и что-то со мной случилось. Там есть строчки «Поет под ногами земля», и я вдруг физически почувствовал, как гудит земля — мне будто пятки обожгло…. Он был необыкновенным, в нем все пело — и голос, и руки… В антракте мы с другом подошли к Вертинскому, просили его исполнить песню «Журавли», а он отказался наотрез: «Не буду, теперь эту вещь поет „дешевка“ Петр Лещенко». И после концерта тоже подходили, Вертинский рассказывал, что ему приходится тексты в своих песнях переделывать — по решению худсовета, который программу утверждает. О том, что ему не разрешено выступать в Москве и Ленинграде. Незабываемая была встреча. И до сих пор «В степи молдаванской» — моя любимая песня Вертинского…
